– Это даа, – заворчали мужики. – У моего хозяина Галаша артель самострельная была, жили мы, горя не знали. Наперед ряд был расписан, что наши, что иноземцы все выработанное враз раскупали, – рассказывал конопатый круглолицый мужик. – А теперь нет ни Галаша того, ни его мастерской. Все ироды спалили, а самого хозяина с семьей растерзали.
– Да чего ты, у всех такие истории есть! – поддержал бывшего ремесленного сидящий с ним по соседству рыжий мужик. – У меня вон самого на дому сапожная мастерская была. Из наемных в ней только двое, а все остальные свои, ближние родичи или и вовсе из семьи. Все ведь подчистую разорили, насилу жену с детьми спасти смог, спасибо вон Никодиму Борисовичу, отбил от нас клещевских, и сам ведь там чуть было не полег.
– Да ладно, Егорий! – махнул рукой кузнец. – Чать столько лет с тобою в соседях были, чаво уж своему-то было не помочь!
Мужики за столом разговорились – не остановить, у многих были подобные истории о бедах и лишениях этого страшного года. Андреевские слушали их молча, не перебивая. Наконец боковая дверь скрипнула, и из нее в комнату вышли старшие.
– Ну все, Григорий Стоянович, так мы и порешим. Ждем сигнала к ночи о послезавтра, после Господнего совета, а там уже начнем! Все как сейчас и обговаривали! – Саватей стиснул в рукопожатии ладонь Журавля, и тот аж скривился. Рука у ветерана была крепкая!
Андрей собирался на Господний совет с тяжелым сердцем. И раньше-то, при дружески настроенном Ярославе и благосклонном Владыке, нервов он ему стоил испорченных много. А теперь, когда там, по своей сути, были одни лишь недруги, ноги и сами не хотели его туда нести.
– Ничего, ничего, Иванович, – успокаивал его Путята. – Ты, главное, сиди там, в уголке, да щеки с важностью надувай. Спорить тебе ни с кем не нужно. Кричать и грозить, ногами топать – вообще даже не стоит. Там и без тебя всех этих крикунов да склочников великое множество будет. Тверди себе на весь их лай, что ты действовал, дескать, по прямому указанию князя Михаила, по его личному высочайшему повелению. Вот пусть с него-то за все теперь и спрашивают, если что им не так. Прикинься эдаким простачком из дружинных воев, ты ведь, я знаю, это можешь. Глазами вон почаще хлопай да бубни себе под нос, что ничего не знаю, ничего не ведаю и вообще у тебя дружина совсем вся в боях обескровленная. Еды в твоем поместье и вовсе не осталось, болезни черные вокруг нее ходят, а все ремесла сгинули подчистую. А сами вои после такого дальнего похода теперь у тебя долгий отдых требуют, и никуда идти пока более они не хотят. Это чтобы эти тараканы еще куда-нибудь вас не заперли по своему личному хотению. А что? С них там вполне станется! У нынешних властей теперь лишь одно спасение – это на грабеж соседей уповать, своего-то в городе ничего уже не осталось. А вам вот это надо? Да, и не забудь почаще ссылаться, что два года князь Михаил Всеволодович вам на отдых дал в своем личном поместье. И все! И точка! Никуда вы, пока этот срок не выйдет, не пойдете, ибо это против воли самого Михаила будет, а ты ведь княжью волю верно блюдешь!
– Ладно, ладно, – отмахнулся от докучливого советчика Андрей. – Отсижу как-нибудь. Да пригляжусь там к тем, кто сейчас на самом верху заседает. Там вообще есть те, кто слово поперек воли прочерниговским молвить может?
– Нуу, как же не быть, – почесал затылок Путята. – Это ведь Новгород, здесь всегда только лишь твое верное да чужое пустое мнение имеется. И свое привыкли горлом, а то и кулаками отстаивать. Правда, наорались и подрались вдосталь за весь этот последний год. Чуть-чуть вроде потише уже с голодухи стали. Но все равно бузотерить всенепременно там будут. Сила, конечно, за черниговскими, в этом ты прав. На самых главных, на ключевых постах сторонники князя Михаила сидят: в посадниках – Внезд Водовик, а тысяцким – Борис Негочевич. И они в одну дуду с первыми боярами молодого княжича Ростислава хором дуют.
Вторая по значимости группа – это Степана Твердиславовича. Силы за ними такой, конечно же, нет, как у первых, но вот орать и поперешничать они тоже хорошо могут. Раньше-то, при Ярославе, все в разладе с его людьми были, ну а теперь, как только власть сменилась, так, стало быть, и с нею они не в ладах. Но ты у них союза не ищи, Андрей, они сами за себя и только лишь свои личные интересы на совете отстаивают.
По Владыке ты и сам знаешь – это не Арсений, который и усовестить мог, и настоять на своем не боялся, верховную власть поддерживая. Он и о простом народе радел и заботился. Ничего плохого не скажу я про нового архиепископа Спиридона, который занял сей высокий пост после онемевшего епископа. Менее полгода как его избрали на вече главою новгородского духовенства, и в мирских делах он пока участия не принимает.
Есть еще кончанские старосты, но эти уже кто во что горазд, как говорится, и за ваших, и за наших, между простым людом они сидят и верхней властью. Их сейчас более всего волнует, как бы им самим выжить, силы-то как таковой у них ведь никакой нет. В каждом конце города атаманы ватаг ее гораздо более имеют, чем этот выборный человек.
– Даа, – покачал головой Сотник. – Сложно все! И вот оно мне надо – вот в это все нырять? Нет, прав был Ярослав, когда ограждал от такого омута!
– Ну а что поделаешь, нет Ярослава, и всей его просуздальской силы в верхах тоже не стало, – вздохнул Строков. – Однако вот что интересно, в простом народе все более и более добрым словом князя Ярослава вспоминают. Дескать, и спокойней при нем жилось, и гораздо сытнее. Видно, и господь его тоже больше любил. Пока под его властью Новгород был, не было такой страшной жути, как вот при этой, нынешней. Вот что сейчас говорят, а это, я тебе скажу, очень даже важный сигнал. Ежели и дальше так дело пойдет и никакого продуха во всех этих бедствиях не будет, то вполне могут всю нынешнюю власть сместить, а его потом опять на престол вернуть. И тот же Степан Твердиславович уже может из хулителей самым ярым его сторонником стать, лишь бы всю прочерниговскую силу отсюда целиком вышибить.
Все на Господнем совете было так, как и говорил Путята. Вел его от имени княжича Ростислава хитромудрый Прибыслав. Приглашенные сидели в большой приемной зале детинца. А по ее длинным сторонам были расставлены широкие лавки. На переднем – «княжьем» месте, возле резного кресла с малолетним Ростиславом, сидели по бокам на приставных массивных стульях два его самых ближних боярина. По левую сторону пристроился скромно в уголочке епископ Спиридон, а вот по правую развалились на лавках посадник с тысяцким.
Уже третий час шла жаркая перепалка. Спорили до хрипоты кончанские и сотские старосты, напоминая посаднику, что князь Михаил сам многие подати отменил, а собирать сейчас новые с того люда, который и сам находится в крайнем разорении, просто уму непостижимо! Внезд Водовик грозил прекратить ремонт Великого моста и кормление и так весьма малочисленной дружины. Тысяцкий с купеческими старостами кричал, что мыто с купцов собирать уже вовсе не с кого. Иноземцев ныне и десятой части от прежнего нет, а свои купцы, те все по большей части разбежались или же прозябают в самом крайнем разорении и сидят без дела. Серебра в казне нет, пропитания в городе нет, и все у всех рушится. Вокруг хаос и одни лишь беды. У каждого здесь присутствующего были великие и не разрешаемые проблемы, и каждый винил в них всех, кроме себя. Многие пришедшие на эту высокую встречу сидели облачённые в свои лучшие меха и теперь раскраснелись, смахивали с лица обильный пот.
Андрей сидел с краю, у самого выхода, за одетым в пышную шубу сотским старостой Неревского конца Кузьмой Овином и никуда не встревал. Несколько раз уже слышал он обидное про воинскую силу, от которой, дескать, никакого толку нет, и она только лишь весь народ объедает. Слышал все и молчал. Вот и опять староста Людина конца Никодим с поддержкой двух своих сотских старост завел старую песню: на что им тут целых пять княжих сотен в городе держать, когда врага на внешних рубежах и вовсе нет?! А коли он появится вдруг, так ведь и городского ополчения, чтобы его отбить, вполне хватит! А тут, по слухам, ведь и еще столько же дружинных воев водой в город пожаловали, а то, может быть, даже и поболее того! И чего, их тоже кормить, как и тех, что при княжиче?! Никакого толку нет им от тех воинских дружин!