– Ладно, мы-то большую часть урожая еще до непогоды прибрали. А вот как же в других местах народ? – сетовали люди. – И так ведь мало кто чего посеял на Новгородчине. Так и того, что сеял, теперь он уже точно не соберет. Эх, быть худу!

Шел второй год великого голода на Северной Руси.

Глава 5. В Булгарию

Полтора десятка ладей шли по реке Мста в ее верховья. Вышний Новгородский волок был дорогой долгой и трудной. Собственно самих волоков здесь было два – это «большой нижний» и «верхний». На «нижнем», длинном волоке, приходилось обходить цепочку порогов реки Мста стороной, по нескольким малым рекам и по цепочке озер. Общая длина всего этого волока была более шести десяток верст. Работали тут, как и везде, волоковые артели, заключающие ряд за проводку каждой ладьи. Обойдя длинные пороги, далее караван зашел на реку Цна и догреб до того места, где и проходил водораздел между волжской – южной водной системой и северной – балтийской. Теперь ему нужно было преодолеть десять верст по «верхнему» волоку от Цны до речки Тверцы, и уже дальше, проходя по ней мимо древнего города Торжок, караван попадал возле Твери в саму Волгу.

Небо сыпало мелкой ледяной крупой, которая оседала на палубе и на парусах. Было зябко. Все облачились в длинные меховые одежки, но на большой воде ветер находил в них щели и холодил тело.

– Худо! Ох и худо, – ворчали на ладьях воины и новгородский люд, поглядывая на небо. Просвета вверху не видно, значит, опять, и в этот год наша земля зерна крестьянам не даст!

В Торжке остановились на два дня. Нужно было немного отдохнуть и починить суда после длинной волоковой проводки.

Митяю город нравился. Был он старинным, основанным новгородскими купцами более двух веков назад на этих древних торговых путях. Высились в нем маковки многочисленных церквей. Всюду на улицах была деревянная мостовая, а возле детинца она была даже вымощена камнем. Но самым главным здесь был торг. Не зря же и сам город получил тут такое характерное название. Мужское население в нем традиционно занималось портняжным, сапожным и кузнечным делом, но более всего он славился своими мастерицами вышивальщицами. Ремесло кружевного шитья золотом, серебром и шелком по сафьяну и бархату процветало здесь уже более века. Не зря же его рукодельницы украшали своей золотой вышивкой парадные одежды многих русских князей, а также церковные облачения и одежды митрополитов. Их работы отличались разнообразием узоров, где кроме растительных орнаментов изображались птицы и животные. Торжокская вышивка неизменно пользовалась огромным спросом далеко за пределами Руси. Приезжие из многих русских княжеств и иноземцы приобретали здесь пояса, шапки, скатерти, полотенца и праздничную, выходную одежду. Митяй отчаянно торговался и сумел-таки купить роскошный платок для Лады. Восемь кун! Стоимость прекрасного булатного кинжала в отделанных кожаных ножнах была его цена! Но оно того явно стоило! Платок аж горел и переливался золотом в руках у парня.

– Вот будет подарок так подарок! – восхищенно цокал языком Маратка и, почесав голову, достал кошель, пересчитывая в нем свои богатства. – Уважаемый, а есть у тебя еще такой же, ну или немного другой, но чтобы только не хуже? – обратился он к продавцу.

– Давай, давай, выбирай получше, – подмигнул другу Митяй. – Акулинка-то небось разбирается в такой вот красоте. Как-никак и сама из суконного купечества родом будет. Коли не угодишь – так и на лавочку рядом не сядешь! – И отскочил, чуть не поймав тычок от берендея.

Приказчик Путяты Зосим вместе с бригадным хозяйственником Жданом за эти два дня отдыха пробежались по купцам на торге, всюду прицениваясь. Часть битой брони андреевцев и товары новгородцев они сбыли здесь, проведя мен на местные. И вот, наконец, караван пошел по реке дальше. Миновали Тверь, Кимры, Ярославль и Кострому. Впереди был Городец и Волжский Новый город. За ним русская земля заканчивалась, а до Булгарии оставалось еще пара сотен верст беспокойного пути. Той непогоды, что пришла на земли Северной Руси, тут уже не было. По ночам, конечно, было прохладно, и гребцы с удовольствием брались за весла.

– Хватит, силы поберегите, – ворчал Варун, оглядывая заросшие густым лесом берега. Ладьи шли ходко, толкало их сейчас течение, да и парус давал им хорошее ускорение.

За Окой по правую руку начинались земли мокшы и эрзян – мордовских племенных союзов, а по левую была земля черемисов. Эти народы, находясь между сильными русскими княжествами и Волжской Булгарией, были воинственными и стремились к независимости. Они часто совершали набеги на соседей и отражали их на своей земле. Не против они были и поживиться добром проходящих по реке купцов. Плавать в одиночку здесь мало кто решался. Все старались сбиться в большие караваны, чтобы можно было совместно отбиться от нападения. От Городца и Волжского Нижнего Новгорода к отряду присоединилось еще более дюжины судов, и теперь можно было идти всем вместе вполне себе уверенно. Две ночи этого пути прошли спокойно. Видели на берегах людей и дымы от селений, юркие долбленки местных рыбаков вертелись у многочисленных, заросших камышами островов. Все было пока мирно и спокойно. Однако сторожевую службу на ночевках русичи несли строго.

– Будете зевать, мигом лесовик ножом глотку от уха до уха вскроет, а потом так тихо с собой утащит, что такой же, как и ты, бестолковый товарищ даже и шороха от него не услышит, – напутствовал караульную смену старший новгородской охраны Филлип. – Я на этих берегах не один десяток своих людей уже потерял, чай уж знаю, о чем толкую! Глядеть в оба, слушать и постоянно, словно лесной зверь воздух нюхать! Особым духом ли, запахом какой травы на вас повеет или вдруг птица в кустах пискнет – все себе на заметку берите! – поучал битый и тертый волчара караульных.

– Он правду говорит, – кивал Родька, ведя свой десяток от костров в чащу. – Мы вот так же против еми травками натирались, чтобы человечий запах напрочь ими отбить. Травка – она ведь тоже разная бывает, какая пряным запахом пахнет, а какая сладостью или кислинкой. А ведь у любого лесного места свой родной, устоявшийся уже запах есть. Вот вы все это и примечайте!

Митяй с Маратом попали во вторую дозорную пятерку. С ними были пластун Лютень и новгородцы: молодой Тишка с заматеревшим дядькой Анкудином. Место для тайного наблюдения им выпало возле ручья и небольшого, неглубокого овражка. До костров отсюда было шагов двести, и они виднелись красными отблесками среди деревьев.

Лютень забрался наверх раскидистого дуба, а под ним устроились Митяй с Маратом. Новгородцы же отошли шагов на десять в сторону ручья и залегли там, в густых кустах.

Время тянулось медленно. К полуночи сильно похолодало. Луна подсвечивала вокруг все таинственным светом, но вот и она спряталась за тучи, и стало так темно, что вытяни ты вперед руку, и даже пальцы на ней невозможно было различить.

Ребята сидели плечо к плечу, вслушиваясь в лес. Им, прошедшим суровую ратную школу и науку войны в лесу, был понятен сейчас каждый шорох и скрип. Вот раздалось шуршание, стукнула о ветку ветка, а потом пискнула мышь. «Куница спрыгнула и поймала свою добычу, – подумал Митяй. – А это что?» – и он напрягся, сжимая в руке швырковое копье.

Так же, как и он, приготовился сейчас к бою и Маратка. «Уф, вот ведь напугал, – он расслабился, различив характерное пофыркивание и еле слышный стук маленьких лапок. – Колючий охотник вышел на поиски добычи. Ага, вот даже и его характерным запахом повеяло. Так, а это что?» Слева, со стороны ручья, раздался далекий шорох и приглушенное бормотание.

Ох, и остолбени! Ну кто же так дозорную службу-то несет?! Вот уже какой раз за эту ночь, от того места, где засели новгородцы, слышалась негромкая возня и шепот. Возможно, это и спасло весь дозор, забирая на себя все внимание у нападающих. Три ели различимые тени вдруг вынырнули из темноты и совершенно бесшумно, на расстоянии длины копья, проскользнули мимо того дерева, под которым сейчас сидели ребята.